В последнее время я просыпался все раньше и раньше.
В конце концов, мой абсурдно-ранний подъем достиг своего апогея.
Он удивил не только Сову с Беркутом, но и меня самого: было полшестого утра.
Поэтому через пятнадцать секунд после того, как проснулся я уже разводил костер.
Костровище, оставленное рижанами (примерно три больших муравейника, объединенных в один), позволило легко раздуть огонь из углей.
И, наконец-то, я принялся реализовывать идею-фикс по вытачиванию деревянной ложки, блуждавшую в моем мозгу с начала похода.
Желания оказалось больше, чем умения. Часа через три в результате кропотливых трудов получилось то, что больше напоминало нечто среднее между мешалкой и бейсбольной битой, но никак не ложку.
С трудом сдержавшись, чтобы не бросить это произведение искусства в огонь, я начал готовить завтрак.
Закончив это мероприятие, я принес еду в палатку.
Беркуту и Артуру как всегда не очень хотелось подниматься, поэтому я получил дежурную порцию критики за плохое обслуживание.
На еду и сборы ушло совсем немного времени.
После чего я нашел грибницу опят и показал ее Беркуту.
Мы вспомнили о наших друзьях-сплавщиках, которые жаловались, что пухнут от голода.
Да, если не собирать подножный корм, валяющийся прямо под ногами можно не только опухнуть, но и лопнуть от голода.
К слову, хороших опят было около пяти килограмм.
Погода, которую мы с Беркутом уверенно держали, была хорошей, и наша команда двинулась по направлению к кордону. Довольно быстро мы достигли черносмородиновой сыпухи (кусты черной смородины росли прямо из камней).
Удивительное место. Обычно вдоль горной реки с одной стороны располагается скальный участок, а с другой лесистый склон. Здесь же Шавла совершает слаломный изгиб, оставляя живописный скальник, покрытый сверху лесом с одной стороны, а пологую каменистую сыпуху выбрасывая на другую.
Артур живо впитывал алтайские красоты, которые вызывали у него и радость, и умиление, и энергетический подъем одновременно. Полакомившись, оставленной Беркутом и Резидентом, черной смородиной, он начал заниматься беспорядочным фотографированием пейзажей. Беркут, подкорректировав некоторые кадры Артура, убедил нас сделать несколько ходовых снимков (где мы идем с рюкзаками), мотивируя это тем, что мы в походе, а не на пикнике.
Впрочем, с ним никто и не спорил.
Пройдя совсем немного, мы уперлись в скальник с заводью, которую нам предстояло преодолеть. В сильно обгоревших ботинках Беркута, напоминавших больше сандалии на шнурках или беговые лапти, идти по воде было нежелательно, но другого выхода не было. Пройдя это место, неожиданно ставшее для нас препятствием, Беркут сказал, что ему надо просушить обувь, чтобы не пойти через несколько метров босиком. Когда мы с Артуром увидели насквозь промокшие "лапти" Беркута, нам оставалось только пожалеть, что он не умеет вылезать сухим из воды.
Поскольку было безоблачно и солнце находилось в зените, просушка не заняла много времени, то мы, подкрепившись костяникой, отправились в длинный путь. Артур почти не отставал. Что касается нас с Беркутом, то мы шли вместе, постоянно меняясь местами. И если первый часто спотыкался, и у него периодически подкашивались ноги, то второй при этом никак не мог его догнать. Дойдя до стоянки с заливчиком, где ночевали еще с Тимофеем в 1999 году, я вспомнил, как поймал здесь свою самую большую "колбасу" на Алтае. Но это не главное. Здесь по расчетам Беркута должны были быть ботинки на рыбьем меху, оставленные сплавщиками. Здесь действительно стояли рижане (это несложно было определить по свежему костровищу, и пустой пачке латвийских сигарет), здесь действительно было около трех километров от нашей последней стоянки, но ботинок не было. Почему? Самим бы хотелось узнать.
Пока Беркут с Резидентом шли хуже некуда, мешаясь друг другу под ногами, Сова уверенно продвигался вдоль Шавлы вверх по течению позади них. Он хорошо шел, наслаждался местными пейзажами, не забывая о подножном корме. В конце концов, он уперся в двух уставших мужиков в камуфляжной форме, которые не то сидели, не то лежали рядом с рюкзаками. Присмотревшись получше, Артур разглядел в них Беркута и Резидента, увидеть которых ожидал значительно позже.
- Это привал - Подумал Сова.
- Нет, это горячий перекус!… - Слова Беркута и Резидента слились в едином стоне.
Артур, которому, мягко говоря, не очень хотелось устраивать этот перекус, не сразу нашел, что на это ответить. Меж тем нам повстречалось несколько групп на каяках и катамаранах, сплавляющихся по Шавле. Последняя из них устроила свой бивак метрах в ста от нашего костра. Поздоровавшись, и ответив друг другу на пару дежурных вопросов, мы попросили добросить нас до кордона, или хотя бы переправить на противоположный берег. Но, оказалось, они не умеют сплавляться против течения, хотя оно составляло всего около трех метров в секунду, и готовы были добросить нас до Ачика. Но дополнительные шесть километров, а главное, еще одна переправа через разлившуюся горную реку никак не входили в наши планы. Поэтому, пожелав друг другу удачи, мы попрощались.
Поев и немного оклемавшись, мы двинулись дальше. Перекус пошел на пользу, и мы с Беркутом сразу же оторвались от Артура. Закладывая вираж за виражем, подкармливаясь черной смородиной, малиной, костяникой и брусникой и держа радиосвязь с Артуром, мы стали готовиться к встрече с Караоюком, тем самым, который завел нас на "Лунный перевал". И вдруг мы натыкаемся на Морга Арала. Вряд ли, вам кто-то скажет, что это такое, но именно это словосочетание выплеснулось из меня, когда я увидел рога марала и рядом ботинки на рыбьем меху. Левый ботинок Беркуту подошел: действительно. тот самый размерчик, и башмак почти целый. Вот это сюрприз от рижан. Не зря говорят, своя рубаха ближе к телу. Сплавщики меряют метры каяками. Иначе чем можно объяснить, что стоянка, находящаяся по словам рижан в трех километрах от места нашего совместного чаепития, оказалась в девяти километрах. Что ж, измеряйте метры в каяках и дорога покажется вам короче. Мы не только сообщаем Сове о нашей находке по рации, но и дожидаемся его, чтобы он мог увидеть все своими глазами.